Сто тысяч франков в награду - Жюль Лермина

Удрученный, Сильвен вышел из дома доктора, оставив у него последнего своего друга — Пакома. Он брел, опустив голову, как вдруг услышал, что кто-то громко назвал его имя. Молодой человек тотчас узнал графа Керу — тот остановил карету, в которой ехал, чтобы окликнуть Сильвена.

— Вы, господин граф!

— Я вас искал и верно предположил, что вы ушли в больницу…

— Что вам угодно?

— Садитесь со мной, — живо сказал граф, глаза которого горели странным блеском. — Не далее как сегодня я должен окончить дело, которому посвятил все силы, что у меня остались… Я рассчитываю на вас.

— Я к вашим услугам…

— Садитесь же. Ах! Элен должна быть отомщена!

И карета быстро помчалась вперед.

Доктор Бонантейль при содействии помощника добился удовлетворительных результатов в своих изысканиях и потому, взяв трость и шляпу с широкими полями, решительно вышел из дома. Он направился к господину Вильбруа. После долгих размышлений доктор сказал себе следующее: «Да, совесть честного человека не должна колебаться, однако… есть одно очень важное „но“. Если бы речь шла только о похищении Наны Солейль, то есть если бы женщина добровольно позволила новому любовнику похитить себя, значит, доктору, которого призвали к больной, ничего не оставалось бы, кроме как лечить ее и ухаживать за ней, сохраняя тайну. Но тут совсем другое дело. Эта молодая женщина находится под влиянием сильного яда, неизвестного, возможно, никому в целой Франции, следовательно, никто не сумеет прекратить его действие. Кто ее отравил? Это первый вопрос. Второй: был ли господин Вильбруа соучастником преступления и не прибегает ли он к этим розыскам, чтобы скрыть истину?.. Вот два вопроса, которые нужно разрешить непременно со всей возможной осторожностью».

Итак, доктор хотел начать свои изыскания с посещения самого Вильбруа. Разумеется, ему неприятна была мысль о том, чтобы вмешиваться в дело, действующие лица которого были весьма подозрительными. Но он считал это вмешательство своим прямым долгом. Приняв в соображение все обстоятельства дела, доктор решился действовать без колебаний. Окликнув проезжавшего мимо извозчика, он приказал везти его к господину Вильбруа.

Поспешим же на улицу Эйлау. Жорж де Вильбруа потратил громадные деньги, не достигнув никакого результата и не получив ни одного полезного сведения об исчезновении Наны Солейль. Эта неудача еще больше разожгла желание Вильбруа открыть истину. К каким средствам следовало еще прибегнуть? Не одна любовь была двигателем его настойчивых розысков — им начинало овладевать сомнение. Какую роль разыгрывала Нана Солейль в этой драме, которая, в сущности, возможно, была просто комедией? Из полуслов и улыбок людей, окружавших его, он понял, что его положение становится смешным, и потому готов был принести любые жертвы, лишь бы пролить свет на это темное дело.

В одну из таких минут к нему явился Дюмонсель с докладом о донесениях агентов, разосланных во всех направлениях. Вильбруа прочел рапорт Дюмонселя и все письма, полученные от корреспондентов. Неудача преследовала его: ни одного указания, ни одной дельной справки он в этих письмах не нашел. В эту минуту вошедший слуга доложил, что хозяина желает видеть неизвестный господин. Последний, полагая, что посетитель явился с какими-нибудь новыми предложениями услуг, не хотел его принимать, но незнакомец так настойчиво требовал встречи с хозяином дома, что пришлось его впустить.

— С кем я имею честь говорить? — осведомился Вильбруа, когда они остались наедине.

— Милостивый государь, — ответил незнакомец, — я принадлежу к числу полицейских чиновников…

Вильбруа вздрогнул. Это было первое вмешательство полиции в дело Наны Солейль, что показалось ему хорошим предзнаменованием.

— Но чего же, сударь, вы хотите от меня? — спросил он.

— Потрудитесь прежде ответить на мой вопрос: имеете вы какие-нибудь сношения с одной подозрительной личностью по имени Паласье?

— Действительно, сударь, я знаю этого человека.

— Не давали ли вы ему поручений?

— Поручений? Нет, но он — как и многие другие — предложил мне свои услуги, и я принял это предложение с единственной целью — скорее отыскать женщину, которая, как вам, вероятно, известно, пропала.

— У вас не было никаких других дел с этим человеком?

— Я его видел первый и единственный раз.

— Должен объявить вам, милостивый государь, что Паласье обвиняют в убийстве…

— Его? В убийстве? Но как связано совершенное им преступление и ваше присутствие в моем доме?.. Я его совсем не знаю и ничего не могу сказать в его оправдание.

— Однако же он рассчитывает на вас…

— Я вас не понимаю. Потрудитесь выразиться яснее.

— Сейчас объясню. Эта депеша была адресована вам, но задержана по приказанию высшей власти.

— Покажите.

— Вот она, прочтите.

И сыщик предъявил депешу, в которой Вильбруа прочел:

«Вильбруа, улица Эйлау. Все открыто. Будьте готовы при первом извещении ехать за границу. Паласье».

— Итак, сударь, — сказал сыщик, устремив взор на Вильбруа, — я думаю, фразу истолковать не трудно. Я уже пояснил вам, что этого Паласье подозревают в убийстве. Господину префекту угодно сейчас же получить самые точные разъяснения относительно смысла этой депеши.

Сыщик, стараясь выражаться как можно деликатнее, тем не менее ясно высказал все, что господину Вильбруа не пришло в голову сразу. Не все ли ему было равно, что Паласье подозревают в том или ином преступлении? Однако смысл депеши, адресованной ему этим поверенным по делам, возбудил подозрение американца.

Вильбруа едва сдержал негодование, которое его охватило.

— Я в свою очередь прошу вас объясниться, сударь! — вскрикнул он. — Какое мне дело до того, чем занимается этот человек? Как и многие другие, он пришел предложить мне свои услуги, чтобы напасть на след исчезнувшей… Я решительно ничего не знаю о его прошлом и о том, совершил ли он какое-нибудь преступление или нет! Какое мне дело до этого!..

Вильбруа говорил с такой горячностью, что сыщик не решался его перебить, пока он не замолчал, и затем только сказал:

— Вы не поняли меня. Я знаю, кто вы, милостивый государь, и администрация не может сомневаться в вас, какими бы подозрительными ни казались ваши поступки…

— Однако, сударь…

— Я повторяю свой вопрос: можете ли вы объяснить мне смысл этой телеграммы?.. Если я настаиваю на скорейшем ответе, то потому, что от этого зависит распоряжение власти…

Тогда Вильбруа внимательно прочел депешу, на которую сначала едва обратил внимание, и воскликнул:

— Но, милостивый государь, ничего не может быть проще! Паласье — по крайней мере таким мне кажется смысл этих двух строк — вышел на след пропавшей женщины и уведомляет меня, что мне придется поехать за границу для дальнейших розысков.

— Чем вы объясните тот факт, что он выражается недостаточно ясно?

— Я не могу отвечать за стиль Паласье, однако должен заметить, что слова «Все открыто» в депеше, адресованной мне, совершенно ясны. Они имеют только один смысл и относятся к одному-единственному делу — к пропаже Наны Солейль… Этот Паласье взялся отыскать ее следы… без сомнения, он нашел объяснение непонятному исчезновению Наны… И наконец, если он просит меня быть готовым к отъезду, то потому, что не может действовать самостоятельно, не получив моего согласия…

Господин Вильбруа вернул себе самообладание и выражался ясно и хладнокровно, что не могло не произвести благоприятного впечатления на смышленого сыщика. Впрочем, как мы увидим позже, полицейский чиновник преследовал совсем не ту цель, которую подозревал американец. Префектуре нужно было знать, сообщал ли Паласье американцу о чем-нибудь еще. Теперь становилось очевидным, что раньше Вильбруа не получал от него никаких извещений. Сыщик поднялся со стула.

— Господин Вильбруа, я не хочу, чтобы вы дурно истолковали цель моего визита. Теперь я могу рассказать вам всю правду. Некоторое время назад недалеко от Парижа было совершено ужасное преступление… убили одну молодую женщину, почти сразу после брачного благословения. Арестовали человека, который, судя по всем полученным сведениям, все-таки оказался не виновен. Но следствие, а кроме того, покушение на жизнь мужа несчастной жертвы преступления подало повод заподозрить участие Паласье, подозрительной личности, которая если еще и остается на свободе, тем не менее находится под тщательным присмотром полиции… Я знаю еще больше, чем уполномочен вам открыть… Итак, мы думали, что в этой депеше кроется намек на новое преступление… может быть, этот человек хочет поймать вас в ловушку под предлогом, что укажет вам след разыскиваемой вами особы. Как бы то ни было, я прошу вас, милостивый государь, дать мне честное слово, что раньше завтрашнего дня вы не покинете Париж. А если получите новое извещение от Паласье, то не будете действовать и не примете никаких мер, не известив прежде префектуру, которая, будьте уверены, не откажет вам в содействии.